13 августа заключенных начали выводить на суды. Судьи никого не слушали, а штамповали приговоры. Арестованные получали стандартные сроки административного ареста – от 5 до 15 суток. Однако за мной так никто и не пришел. Между тем истекали 72 часа, которые по закону можно держать под арестом.
Я одного тюремщика подозвал, говорю: «Слушай, а что со мной? Еще 2 часа – и меня надо выпускать, по закону». Он говорит: «С тобой такая странная история — потеряли твои документы». И тогда я понял, что скоро выйду…
Сейчас они хотят сделать вид, будто меня у них вообще не было! Видимо они думали, что у меня двойное гражданство – Израиля и Беларуси. В таком случае белорусские власти могут сказать: «Ничего не знаем, это — гражданин Беларуси» — и делать со мной, что хотят. Но у меня только израильское гражданство – от белорусского я отказался еще в 2001 году. Когда-то я жалел об этом, но теперь меня это спасло.
Когда стало понятно, что меня выпускают, сокамерники написали мне подробные списки со своими фамилиями, телефонами родных. Через вентиляцию можно было поговорить с заключенными из других камер – те тоже передали свои данные.
Со своими сокамерниками я договорился, что они найдут друг друга после освобождения, через Инстаграм.
Мы придумали уникальные хештеги, по которым нас можно будет потом найти в Инстаграме. #PN27PN латиницей — это хэштег ребят, которые были со мной в автозаке. Хэштег нашей камеры в Жодино: #жодино26ожидайте. Номер нашей камеры был 26. Ну, а «ожидайте» — это самое смешное слово, которое мы там слышали, когда что-либо просили.
Я дождался освобождения, но, как и подозревал, ему сообщили, что его паспорт потеряли. Получается, сначала белорусские власти похитили израильтянина, а потом украли его документ.
Перед освобождением пришлось два часа разыскивать свои вещи среди вещей других задержанных.
Шесть комнат, а в них – горы вещей. Телефоны, шнурки, обувь, куча денег, кредитные карты… Что удивительно – я нашел свои банковские карты и деньги. Много купюр в разных валютах.
В коридорах тюрьмы я заметил заплаканную девушку, стоящую лицом к стене с руками за спиной. Перед этим ночью в одну из соседних камер заселили девушек. Я поменялся местами с несколькими ребятами и добрался до этой девушки. Она оказалась преподавателем математики в БГУ, рассказала мне про условия, которые были в Окрестина. Вот её история на сайте august2020.info. Сейчас она в безопасности в Европе и мы периодически переписываемся. Как-нибудь обязательно увидимся.
Я смотрел на сотрудников тюрьмы: у них красные глаза, они такие замученные. Они бегали все время, что я был в камере, кого-то искали. На самом деле, они там сидят, а не мы сидели. А одному из нас, когда выходили, сотрудник сказал: "Ребята, не сдавайтесь, мы с вами".
Всего израильтянин пробыл в заключении 78 часов. Освободили его вместе с польским журналистом.
Нас выводят за ворота тюрьмы. Каспер рядом. Я взял его за плечо, говорю: «Каспер, свобода!». И вижу, что его встречает польский посол. А израильского-то и нет!
Я удивился. Ребятам в камере я постоянно говорил – я из Израиля, мои за меня всех порвут. Рассказывал им про Нааму Иссасхар, и они удивлялись, как за девушку все впряглись. Но из израильского посольства меня никто не встретил.
За воротами нас ждало около 500 человек, выхожу – и все тянут ко мне руки с телефонами. И на экране у каждого – фотография их пропавшего близкого человека.
Белорусские силовики не сообщали родственникам задержанных, где находятся их близкие, не вывешивали списков, и многие белорусы до сих пор не знают, где их родные. Такую информацию собирают только правозащитники, но власти неохотно идут на сотрудничество с ними.
Меня сокамерник, который до этого освободился, встретил. Первым делом поехали к маме парня с инвалидностью. Успокоили, что с ним все в порядке, мы за ним смотрели. Его даже мыли: оттого, что жарко в камере и душно, он раздирает кожу.
Из камеры мы практически все собрались потом в кафе. И за соседним столиком сидел Максим Знак. Поздоровались. Он сказал тогда: "Каждый порядочный человек должен побывать в Жодино". Ну вот, он сейчас в Жодино. Это прикольно, что такие люди — селебрити, а не какие-то "поющие трусы". Я тогда уже начал давать интервью, и меня тоже люди узнавали на улице, жали руку.